"Всю серьезность ситуации мы тогда не осознавали" Интервью с участником карибского кризиса Владимиром Иосифовичем Мазаненко
Материал подготовлен с помощью Юрия Артюшкина.
В армию меня призвали в сентябре 1960 года. Я попал в ракетные войска. После прохождения карантина направили на точку. Она находилась под Сталинградом и называлась 287Л, хозяйство Леонова, по имени командира - Леонова Николая Ивановича. Там я пробыл до августа 1962 года. Сначала осваивал новую технику, затем начались тренировки, а потом учебные и боевые дежурства. Дисциплина в части поддерживалась неукоснительно, дедовщины не было. В конце августа нас подняли по боевой тревоге. Полк был приведен в походное положение, и в полном составе прибыл в Сталинград. Там нас вместе с техникой погрузили на железнодорожный состав. Объявили, что идет передислокация, но куда - не сообщили. Ходили противоречивые слухи; мы были в полном неведении насчет своей дальнейшей судьбы. В пути провели пять суток. Поезд часто останавливался или совершал маневры. Во время остановок мы носили пищу в бачках с платформы, на которой стояли полевые кухни. Поняли, куда приехали, только увидев море и надпись на грузовой железнодорожной станции "город Феодосия". Состав подали прямо в порт. Там в течение недели шла загрузка на пять судов. Названия первых четырех не помню, а пятым был сухогруз "Физик Вавилов". Туда я и попал. В трюмы спускали ракетные установки, тягачи и сами ракеты. Все вспомогательные механизмы - водовозки, автокраны, автомашины - грузили на палубу. А в среднем трюме соорудили многоярусные деревянные нары и лестничные проходы. На нары положили матрацы и подушки. В "жилом" трюме разместили 130 человек. Оружие - карабины и пулеметы Дегтярева - были с нами. Офицеров поселили отдельно, наверное, в более комфортных помещениях.
Вышли из Феодосии 5 или 6 сентября. Когда "Физик Вавилов" находился в открытом море, объявили, что идем на Кубу. Сразу же всех переодели в гражданскую одежду. Всё проходило прямо в трюме. Выдали костюмы (некоторым даже достались тройки и бабочки), рубашки (почти все - одинаковые клетчатые), белье (трусы и майки), туфли. Военную форму мы сложили в вещмешки с бирками, и до прихода на Кубу она была с нами.
В пути провели шестнадцать суток. Всё это время действовал строгий распорядок: днем трюм прикрыт, только щель - сто миллиметров. Освещение скудное, невозможно читать и даже играть в карты. Первое время отсыпались после погрузочных работ, а потом целыми днями с нетерпением ждали темноты. Ночью можно было выйти на палубу и вдоволь подышать свежим воздухом, но по первой же команде мы спускались в трюм. Конечно, было очень жарко, нечем дышать. К тому же, трудно долго находиться в замкнутом пространстве. Но никто не роптал, всё воспринималось как неизбежные трудности. Питание в пути было хорошим. Пища готовилась наверху и опускалась в трюм. Я читал воспоминания П.Т. Королева, но утверждаю, что во время перехода не штормило. А вот несчастный случай с сержантом Баравлевым, который упал в трюм, имел место. Самолеты НАТО облетали судно, но мы в это время находились в трюме, и их не видели. На семнадцатый день "Физик Вавилов" прибыл в порт Сантьяго-де-Куба. Пришвартовались ночью и сразу стали разгружаться. Толпы кубинцев наблюдали за этим процессом, относились к нам очень приветливо. Мы менялись с ними сигаретами, наши дешевые "Армейские" (по центру пачки красная звезда с серпом и молотом) на "Аграриус", сигареты хорошего качества. Технику грузили на железнодорожные платформы и по узкоколейке доставляли в поселок Байре, примерно в 120 километрах от Сантьяго.
В Байре, недалеко от сельскохозяйственного кооператива, нам выделили площадку километр на километр. Мы начали расставлять нашу технику, пусковые установки класса "земля-воздух". Всё делали своими силами, только в первые дни охрану осуществляли кубинские военные. Все передвижения производили только с оружием, и только попарно. Жили в палатках.
В дни усиления кризиса мы за одну ночь вырыли окопы и укрытия. Всем выдали боеприпасы и гранаты. 27, 28 и 29 октября мы провели в окопах. Настрой был боевой, никто не падал духом. Большую роль в этом сыграли офицеры, они всё время находились рядом. Видимо, в силу своей молодости, всю серьезность ситуации мы тогда не осознавали. Нападения ожидали, несли боевое дежурство в окопах, но мыслей о возможной смерти не возникало. Затем напряжение стало спадать, и жизнь постепенно нормализовалась. При заступлении в караул нас постоянно информировали о нападениях контрас. Там же я слышал и об ответе Рауля Фиделю: "Врагов революции больше не стрелять, а вешать". Но на точке в Байре всё было спокойно. Правда, однажды наш часовой заметил блики из зарослей вблизи поста. Тут же сообщили кубинцам. Они и выловили шпиона, который снимал на фотокамеру расстановку пусковых установок. В начале Карибского кризиса американская авиация совершала облеты наших позиций. Один раз из-за сопки вылетели три реактивных самолета и пронеслись так низко, что меня сбило с ног воздушной волной. Рядом, метрах в тридцати, находился кубинский расчет зенитной установки ЗПУ-4. Единственная на всю точку позиция предназначалась для защиты от воздушного налета. Мы кричали кубинцам и показывали жестами: "Почему не стреляли?", а они в ответ: "Нельзя!" Но когда сбили У-2, полеты прекратились. Уже после кризиса нам привезли деревянные домики. Когда их установили, распланировали дорожки и сделали плац для построений, городок приобрел законченный вид. Территорию части по периметру обнесли двумя рядами колючей проволоки, а между ними заложили сигнальные мины. При срабатывании мина выстреливала в воздух четырнадцать сигнальных ракет, освещалась территория, и было видно место проникновения. Охрану расположения и позиций производили собственными силами. Все посты имели телефонную связь. Всё это случилось, конечно, не сразу. Почти до самого Нового года мы жили в палатках и собирали домики, благоустраивали территорию. С первого дня на Кубе встал вопрос с питанием бойцов и офицеров. Я был заместителем командира хозяйственного взвода и отвечал за доставку продуктов со складов в подразделение. Часть складов находилась в Сантьяго, часть в Байре. Первое время ели только сушеную картошку и тушенку, но после кризиса стало легче. Начали получать мясо; хоть и немного, но свежую кубинскую картошку. Готовили свои повара на полевых кухнях. Хлеб выпекали в походной пекарне. Много стали завозить фруктов. Манго, авокадо, бананы и ананасы попадали на стол в результате централизованных поставок, их получали с кубинских складов в Байре с последующей оплатой по накладным. Так что в самоволки за экзотическими фруктами никто не ходил, потребности не было. Кстати, апельсиновые деревья росли прямо в городке.
Служили в гражданской одежде. Пиджаки хранились в каптерке, а мы носили рубашки и брюки. На голову полагалась обычная гражданская фуражка, но их почти никто не одевал из-за жары. Солдаты от офицеров внешне не отличались. Первое время требовали называть командный состав по имени-отчеству, а с начала 1963 года обращались к офицерам по званию. На точке было 130 человек, из них 20 офицеров, так что всех знали в лицо. Основной задачей нашей части была охрана воздушного пространства. С января 1963 года мы начали обучать этому делу кубинских военных. Ребята попались умные, всё схватывали на лету. А от гражданского населения нас старались изолировать. Хотя бывали самовольные отлучки. Однажды в самоволку в полном составе ушло отделение станции наведения, а в это время объявили тревогу. Разборки потом были громкие: командира станции сняли с должности, а бойцы получили по пять суток губы. Губа располагалась прямо на точке и представляла собой отдельно стоящую палатку с часовым. Правда, отправляли туда не часто. Я же, в силу своей должности, много общался с кубинцами. Был в хороших отношениях с председателем сельскохозяйственного кооператива. Там выращивали кукурузу, картофель и "дюку", которая напоминала крупную картошку. Мы возили туда кухонные отходы из части, а в благодарность получили несколько свиней в подсобное хозяйство точки. А когда свиноматка привела поросят, их отдали кубинцам. По просьбе председателя солдаты участвовали в рубке тростника - сафре. Запомнилось только, что от какой-то пыльцы чесалось всё тело. Тогда мы поняли, почему кубинцы, рубящие тростник, замотаны в одежду с ног до головы.
Зарплата рядового составляла четыре песо в месяц, сержанта - шесть с половиной, а офицера - около ста песо. На точку два раза в месяц приезжала автолавка, но там продавали только зубной порошок, бритвенные лезвия и носовые платки. Из культурных развлечений главным было кино; его крутили каждый вечер на летней площадке. Специальный человек получал в Сантьяго фильмы и развозил их по точкам. Может, газеты и были, а вот книг точно никто не читал. Душ построили в первую очередь. После ослабления напряженности нас несколько раз вывозили на пляж в Сантьяго. Конечно, не всех, а только в виде поощрения. Обычно для этой цели выделяли специальную грузовую машину.
Часто купались в какой-то речке, она протекала километрах в тридцати от части, и туда тоже ездили организованно. Проводились соревнования по футболу и волейболу между точками полка. Всего их было шесть, одна - техническая. Располагались в Байре, Ольгине, Гуантанамо и Контра Маэстро. Письма домой запретили с самой отправки на Кубу до декабря 62 года. Потом разрешили, но без указания страны пребывания. Адрес - "Москва-400". Тогда-то и выяснилось, что родители ничего о нас не знали с лета: вся наша корреспонденция с июля задерживалась в части, и ее отправили адресатам только в конце года. Сексуальных контактов не было. "Ченча" (продажи кубинцам мыла, одеколона или другого армейского имущества) тоже; мне неизвестно даже это слово. Нам просто нечего было продавать. Кубинского спиртного не покупали, но сами делали бражку, заполняли ей все возможные емкости. Сахар на точку я привозил из поездок за продуктами, он стоил 15 сентаво за килограмм, а дрожжи доставали на хлебопекарне. Солдат, которые переслужили из-за Карибского кризиса (их приказ вышел в сентябре 1962-го), демобилизовали в марте 1963-го. Среди них был и сержант Баравлев. Он оправился после падения в трюм, но не до конца. Ему нельзя было громко кричать, противопоказаны физические нагрузки. Всех дембелей отправили в Союз на корабле из Сантьяго-де-Куба. А в августе точку передислоцировали в Ольгин. Ракеты и установки увезли на трейлерах, а тягачи остались в Байре. Мне и еще троим солдатам приказали охранять расположение и парк, чем мы и занимались до конца службы.
4-8 октября прошел ураган "Флора". У нас значительных разрушений не было, но говорили, что в какой-то части смыло в море трех наших бойцов. Несколько дней после урагана мы жили впроголодь, из-за размытых дорог невозможно было подвезти продукты и хлеб. Потом, по просьбе того же председателя кооператива, помогали кубинцам убирать кукурузу. Их техника не могла пройти по раскисшему полю, поэтому два наших солдата занимались охраной точки, а мы с товарищем на тягачах возили кукурузу. За эту работу председатель заплатил нам 50 песо.
Эти деньги мы потом пропили в баре. Байре - маленький поселок, там жили преимущественно работники кооператива. Самым крупным предприятием считался сахарный завод. Из общественных заведений - только бар-магазин: купить в магазине - практически нечего, а вот выпить в баре - можно.
Пили мы "Баккарди" из литровых бутылок, да еще и "закусывали" сигаретами. Кубинцы удивлялись нашим дозам. Многие смотрели нам вслед, как мы идем. Иногда сами предлагали выпить и с любопытством наблюдали за "процессом". Но даже в маленьком Байре проводился карнавал. На Кубе радуются окончанию сафры, а в Байре - вдвойне, ведь здесь почти все жители работали в поле. Однажды, еще в июне 1963, мне поручили провести ревизию остатков продовольствия на складе, который находился в городе. А там - начало карнавала! И меня вместе с водителем закрутило в праздничный водоворот.
Было всё: маски и костюмы, песни и пляски. Добродушные кубинцы и кубинки приглашали нас петь и танцевать, угощали ромом и сигарами. Ну, мы и не отказывались! В итоге, не заметили, как наступила поздняя ночь. Вернулись на точку, а там нас уже потеряли. Разгневанный командир объявил нам по трое суток губы за то, что вернулись нетрезвыми, да еще и за рулем. Но в палатке, на земле, только переночевали, а утром нас выпустили. Зато память о карнавале осталась на всю жизнь. Ночью 7 ноября я и два моих товарища решили прогуляться по Байре. Одного солдата мы оставили на базе, на охране. Не успели дойти до места, как увидели в районе расположения выстрелы сигнальных ракет. Тут же побежали обратно. Часового на месте не нашли. Мне пришлось всю ночь его разыскивать. Безрезультатно! На следующий день, с помощью кубинцев, солдата обнаружили в госпитале Сантьяго-де-Куба. Выяснилось, что боец решил в честь праздника и близкого дембеля устроить салют. Извлек сигнальную мину, но, перелезая через колючую проволоку, зацепился чекой, и мина выстрелила ракетами ему прямо в лицо. На счастье, глаза остались целы, а ожоги оказались неопасными. На разборки приехал сам командир дивизиона. Но серьезных наказаний не последовало. Возможно, из-за того, что мы скоро уезжали. Домой отбыли на теплоходе "Латвия". 20 ноября 1963 года он вышел из Сантьяго. Никакой замены нам не было. В дивизионе остались служить лишь те, кто прибыл вместе с нами и перешел на третий год службы. Гибель Джона Кеннеди застала нас в Атлантике. Корабль остановился. Нам объявили, что не исключено возвращение назад. Теплоход простоял более суток в открытом океане. Затем снова заработали машины. Мы успокоились, только когда увидели Европу; а так считали, что идем обратно. Морской переход получился трудным, штормило в Атлантике и в Средиземном море.
6 декабря мы прибыли в Севастополь. На рейде нас переодели в военную форму. Затем из порта на машинах увезли в учебный лагерь. Там поместили на 15 суток в карантин. Но карантин мы полностью не отбыли, так как начались массовые самоволки через забор. Тогда нам в срочном порядке выдали деньги и документы, и разогнали. Получил я за время службы на Кубе 78 рублей. По этому поводу мы "гудели" в Симферополе, а патрули нас не брали, все знали, что это "кубинцы гуляют". Переслужить мне пришлось три месяца. По сравнению с другими не так уж и много. Подписку о неразглашении военной тайны мы давали на десять лет. 8 февраля 1994 года кабинет министров Украины издал постановление "О статусе ветеранов войны и гарантии их социальной защиты". Согласно перечню, в него попали и военнослужащие СССР, находившиеся на Кубе с июля 1962 по ноябрь 1963 года. Я сделал запрос через военкомат в центральный архив Министерства Обороны Российской Федерации в городе Подольске. Оттуда пришла справка, подтверждающая время службы на Кубе (пример справка Ю.И. Швеца). Но и после этого оформление произошло не сразу. Только после неоднократных походов в военкомат, я получил статус "Участника боевых действий".
Фото Мазаненко В.И. http://www.radikal.ru/users/kuba-69/kuba-62-63-mazanenko-v-i-
(июль 1962 - декабрь 1963)
Ткаченко Александр#09:40
27-10-2010
| | Низкий поклон тебе ветеран карибского бассейна!!! |
|
Александр#07:06
30-08-2010
| | Я так понял что эти козлы(я имею ввиду янки) в каждом году имели против Кубы какие_то права В 78 мы стояли на боевом дежурстве. В 79 у меня сосед такой же хернёй занимался. |
|
|